Виноградов. Рассказ о войне "Клятва моонзундцев"
Как и следовало ожидать, противник обрушил на батарею шквал артиллерийского и минометного огня, потом по всей полосе перешел в наступление. Башни стреляли поорудийно, прямой наводкой.
Там, где вздымали каскады взрыхленной земли шестипудовые осколочно-фугасные снаряды, враги не продвинулись ни на метр. К полудню немцы усилили атаки на стык обороны 26-й и 316-й батарей, стремясь расчленить моонзундцев на части. Это им удалось сделать лишь во второй половине дня, когда в башни были поданы последние четыре снаряда. 316-я береговая батарея оказалась отрезанной от остальных подразделений. Катера к этому времени отошли на запад и держались на траверзе маяка Тахкуна.
- Орудия зарядить! - скомандовал Никифоров. Через минуту Сабельников доложил ему:
- Батарея готова, товарищ командир. Никифоров сам взял в руки телефонную трубку:
- По фашистским захватчикам... батарея... залп! Раскаленные стволы выплеснули четыре длинных языка пламени.
Спасибо, артиллеристы! - Голос командира батареи дрогнул. По Никифоров быстро овладел собой.- Башни взорвать! приказал он и передал трубку Сабельникову. Сабельников растерянно молчал.
Ну ну, держись! -- Никифоров сжал плечо краснофлотцу Понимаю, брат, тяжело...
Сабельников одним из первых прибыл когда-то на место
будущей батареи. Вместе с Никифоровым выбирал, где лучше построить огневую позицию и особенно командный пункт.
Никифоров прошел во вторую башню: хотелось поглядеть, как краснофлотцы готовят к подрыву орудия. Встретил его командир третьего орудия сержант Родин. Вместе с шестью оставшимися артиллеристами он таскал ящики с толом в подбашенное отделение. Остальные батарейцы ушли на сухопутную оборону.
- Хватит ли? - кивнул Никифоров на уложенные в ряд ящики с толом.
- У нас еще столько есть, ответил Родин.- Разнесет башню на куски от такой махины.
- Уложите всю взрывчатку тут же и подрывайте. Потом на самооборону,- сказал Никифоров.
- Есть, товарищ командир! ответил Родин и подхватил ящик с толом.
Никифоров зашел и на первую башню, где тоже забивали взрывчаткой подбашенное отделение, потом вернулся на КП. Баранов сжег документы и ушел на самооборону. Сабельников кувалдой бил приборы управления.
Раздался оглушительный взрыв, потом второй. Казалось, дважды под ногами раскалывалась земля.
- Башни?! - влетел в рубку Сабельников. В руках он держал полупудовую кувалду. Никифоров устало опустил голову. Он не видел, как выбежал краснофлотец, до слуха донесся лишь звон битого стекла. Сабельников с яростью крошил кувалдой хрупкие- приборы.
Последняя береговая бита рея Моонзунда перестала существовать. У гарнизона нет Польше ударной силы, а значит, и часы его сочтены. С винтовками и пулеметами долго не продержишься, да и патроны уже на исходе. К противнику же подходят свежие подкрепления, его минометы не дают бойцам ни минуты покоя.
Возле огневой позиции разгорелся бой, его отголоски доносились и до КП. Гитлеровцы, на глазах которых была взорвана башенная батарея, бросили на артиллеристов мотоциклистов. Батарейцы встретили их дружным огнем, особенно автоматчики старшины Суздаля.
Мотоциклисты вынуждены были развернуться и скрыться в лесу.
Никифоров снова пошел на башни: хотелось узнать, что стало с ними после подрыва. Метрах в сорока от второй башни он увидел распростертое тело сержанта Родина. Наклонился к нему, пощупал пульс: командир орудия был жив. «Очевидно, взрывной волной отбросило его сюда», - подумал Никифоров и поглядел на дымящуюся башню: где же его шестеро помощников?
Его отвлек связной, прибежавший от лейтенанта Федоромского.
Немцы готовятся к новой атаке, товарищ капитан!
До башни донеслась частая стрельба.
Уже пошли в атаку, товарищ капитан! Раненого перетащите к КП, - показал Никифоров им Родина и, не оглядываясь, побежал к лесу, на опушке которого из окопов отстреливались батарейцы.