Михайловский. Рассказ о войне "Прорыв кораблей"
Михайловский. Рассказ о войне
Критическая минута. Маневрировать негде. Справа и слева минное поле, на фарвартере плавающие мины. А самолеты уже на дистанции действительного огня, торпедные катера - на боевом курсе.
Кормовой башне по катерам противника, огонь! - Башни в ту же минуту разворачивается на левый борт. Всплески воды вырастают на пути торпедных катеров, с каждой секундой все яснее выступающих из белой пены бурунов.
Со страшной быстротой они несутся на крейсер, чтобы послать в упор свое смертоносное оружие - торпеды. И не так просто сманеврировать, уклониться от них.
Секунды решают все. Комендоры «Кирова» посылают залп за залпом. Пушки бьют очень точно, образовав на пути катеров огненный заслон.
Чем ближе катера к крейсеру, тем точнее огонь кормовой башни. Вот уже всплески перед самыми катерами. На одном из них сверкнула желтая вспышка - видимо, прямое попадание. Остальные не рискуют идти по курсу и поворачивают обратно, оставляя за кормой широкие пенящиеся буруны.
Всплески снарядов встают на пути их отхода. Вот-вот их накроют. Чтобы этого не случилось, катера отворачивают в стороны,
А зенитчики тем временем ведут бой с пикирующими бомбардировщиками. Все брошено в море для потопления сильного корабли Балтики. Вот тут-то фашисты и рассчитывали свести с ним счеты. Все было продумано и рассчитано. Массы самолетов должны были отвлечь на себя огонь крейсера, и торпедным катерам оставалось незаметно подкрасться к кораблю и послать в упор торпеды.
Но и в этот раз экипаж «Кирова» своей выдержкой и боевым уменьем расстроил план «комбинированного удара». И, сбросив в воду около полусотни тяжелых бомб, самолеты так же, как и катера, скрылись в дымке, в прозрачной вуали, затянувшей небосклон.
Близится время ужина. По корабельному обычаю, в кают-компанию созывает дудка. Девушка в белом разносит тарелки с борщом. Мы подносим ложки к губам, но вдруг слышим протяжный вой сирены.
- Ну вот... Не было печали, черти накачали! - сердится мой сосед.
Через большие окна кают компании смотрим с тревогой в голубое небо.
Кажется, наступила и наша очередь хлебнуть горя... На большой высоте едва заметными точками появляются «юнкерсы». Выхожу на палубу. Наши зенитчики торопливо вращают маховики вертикальной и горизонтальной паводки. Сверкают блестки- разрывы зенитных снарядов. Небо в черных клочьях дымков.
Вооружение у «Виронии» небогатое, но зенитчики стараются, как могут. «Юнкерсы», сверкая дисками пропеллеров, поочередно пикируют на «Виронию». В эти мгновения ничего не слышишь - ни громких команд, ни боя зениток. Все заглушает вой самолетов, срывающихся в пике.
Бомбы... Серебристые груши отрываются от самолета. Мы слышим пронизывающий свист. Кажется, они повисли в воздухе.
«Вирония» выходит из общего строя и непрерывно меняет курс. Вот бомбы падают в море, в нескольких десятках метров от нас. Звонкий металлический гул прокатывается по воде.
Вдруг разом вырываются нестройные крики восторга: один «юнкере» стал быстро снижаться, за ним тянется в небо шлейф густого черного дыма. Самолет горит. На наших глазах он врезается в воду... Остальные «юнкерсы» скрываются, и на душе сразу легко-легко. Зенитчики - энергичные, подвижные ребята в зеленых металлических шлемах - улыбаются во весь рот.
Но немцы не оставляют нас в покое. Они, по-видимому, решили во что бы то ни стало потопить «Виронию».
Снова глухое, прерывистое ворчание моторов. Пикировщики опять идут на нас; в этот раз - со стороны солнца.
Пока наши пушки бьют по одной группе, с другой стороны появляется еще шестерка «юнкерсов». Ведущий клюет носом, вывертывается и визжит, срываясь в пике. Он метит точно в нас.
В воздухе беспрерывный свист падающих бомб. Страшным удар сотрясает пароход. В один миг все тонет в дыму. Со свистом вырываются наружу клубы пара.
Под ногами все трещит и рушится. Пароход дает крен ни правый борт. Волны налетают на палубу и вместе с десятками людей увлекают меня в море. Вода бурлит в ушах. Захватывает дыхание... Этот миг кажется бесконечным. Я задыхаюсь, тону, отчаянно барахтаюсь. Из толщи моря меня выбрасывает на поверхность. Кругом стелется едкий дым. Очки упали, глаза слезятся. «Неужели газы?»-думаю я. Жадно загребаю воду и изо все! сил плыву в сторону. Но окутавшей меня пелене дыма, кажется, нет конца и края. Наконец выбираюсь на чистую воду и вижу множество голов, слышу неясные крики...
По воде свистят пули. Брызги ударяют в лицо. Сразу не понять - кто стреляет и откуда. Только повернувшись на спину, вижу в небе самолеты. Они осыпают нас каскадами белых искр, словно елочными фейерверками. Они нас расстреливают.
Самолет! Кажется, он пикирует прямо на меня. Прячу голову в воду. Рокот мотора проносится дальше. Опять лежу на спине, устремив глаза в густую синеву неба.
Лежа на спине, ощущаю толчок. Что-то твердое, холодное. Переворачиваюсь на живот и с ужасом вижу окровавленное тело на поплавках. Раскроен череп, изуродовано лицо, и только по черным косам, аккуратно облегающим голову, узнаю молодую женщину - ту самую спутницу, ленинградку, которая несколько часов назад мечтала о встрече со своими детьми. Ее тело несет но волнам.
Долго еще вижу ее голову с аккуратно уложенными косами.
Плыву, плыву... Выбиваюсь из сил, захлебываюсь. Кажется, псе кончено... Ну вот, пришла и моя очередь погибнуть. Мысли - за тысячи километров отсюда - с женой и моей маленькой Кирочкой. И только нечаянные глотки соленой воды возвращают сознание к этой голубой точке на карте, где я маячу между жизнью и смертью.
