Белокалитвинская история времен гражданской войны
Все ушли из х. Богураева, а он остался. "Я никуда не пойду" - сказал. И не ушел. Залез в погреб и сидел там, Богу молился. А они, красные, вытащили его из погреба за бороду. Глядя перед собой, он перекрестился и сложил руки на груди – приготовился к смерти. В таком положении и застрелили деда. Удар от выстрела винтовок был такой, что он улетел в погреб. Очевидцы рассказывали: на руках его были жилы повырваны пулями.
А Зарубая, что был на Круге в станице Екатериновской, красные бойцы повесили на воротах его же двора, против куреня. Курень был хороший, просторный, с низами. В низах была лавка. Торговали. Что нужно было красным, они забрали в лавочке, курень подожгли. Сараи, амбар, дом сгорели. Сгорели и ворота с повешенным Зарубаем. Когда беженцы – жители Богураева, через несколько дней вернулись в хутор, то увидели у сгоревших ворот обгоревшее тело Зарубая с веревкой. Веревка перегорела, он упал на землю, и голодные собаки растаскивали его кости.
Более десятка домов сожгли красные в этот день в х. Богураеве и казнили 6 казаков-стариков. Вот чем запомнились старожилам-богураевцам первые красноармейцы. Это я описал свидетельства казаков хутора Богураева: Кащеева Кузьмы Федоровича, Кащеевой Меланьи Стефановны, Калинина Ивана Александровича, Каменцева Ивана Андреевича, Каменцева Андрея Михеевича и многих других..
Есть у нас в хуторе старинный дом. Он свидетель, но молчит, а мог бы многое рассказать.
Казак Карпов (Лисавичев) не успел уйти в Гребенскую балку, замешкался, святыни спасая. Красные вошли в хутор Богураев. Куда деваться казаку? Он и прибежал во двор к хохлу Серику.
- Федор Васильевич, да пропал я, пропал! Идут красные, ни с чем не считаются: стреляют, жуть!
Ратник Рязанского пехотного полка укрыл его в своем погребе и не выдал. Просидел Лисавич в погребе до самой ночи. А по темному ушел по балке на Гребяные горы.
У жительницы х. Богураева Чугуновой Ксении Михайловны старинный дом. Году в 1910 поставлен. Как-то я спросил ее:
- Тетка Ксеня, дом-то у тебя старинный. Как же это он уцелел в 1918 году и не сожгли его тогда на Вербное Воскресенье?
- Да за малым не сожгли красные. Сарай зажгли – уж горел. А курень – угол дома – облили керосином, зажигать. Так твои деды, хохлы, наши соседи Серик Федор Васильевич да его жена Шаповалова – Серик Василиса Федоровна, прибежали, стали на колени и просили красноармейцев. Хозяев-то не было, в отступе. Люди слыхали и видали. Все ж, кое-кто оставался в хуторе и эту картину наблюдал.
- Ребята, жалкаи.. Не жгите дом. Она же вдова. Живет одна, без мужа. Как же, мы же соседи, христиане. Вы уйдете, а мы останемся тут. Что же нам казаки скажут? Как же мы будем в глаза глядеть?
Красные ушли со двора. Серик Ф.В. с сыновьями Иваном и Андреем стали тушить сарай. Так вот и стоит до сих пор курень… Может, это и помогло спастись хохлам Сериковым, когда казаки вернулись в х. Богураев.
Казакам помощь пришла от екатериновцев. Что тут было! Плачут, кричат погорельцы, пострадавшие, родственники убитых. По улицам скачут казаки. Часть, вооружившись, чем попало, пошли следом за бронепоездом красных вдоль железной дороги к разъезду Богураев. Казаки собрали Круг сначала в хуторе у школы (тут же двор Серика Ф.В. И они пришли на Круг, как все. Беда, общее горе). Казаки кричат: "Побить хохлов! Иногородцы заодно с красными! Козырь водил и указывал те дворы, где есть офицеры. Эти дома пожгли". – "Побить нельзя! Они христиане. Выслать за пределы Донской области!" - "Побить и все! А выслать, они там сформируются да опять придут сюда вооруженные!"
Особенно свирепствовали приехавшие на помощь казаки Первого Донского округа. Тут вышли и взяли слово три старика-казака богураевцы. Заговорил Карпов (Лисавичев).
- Господа казаки! Когда вы этого старика с сыновьями расстреляете, то и нас с ним заодно побейте.
- Да ты что, старик!
Два деда тоже согласно кивали головами, поддерживая Карпова.
- Да потому что он, этот хохол, меня спас. Я сторож церкви, а он мне помог и церковные святыни сберечь.
Два дня Сериковы, чисто одетые, просидели под стенкой, ожидая решения Круга – расстрела. Но их не расстреляли. Два раза выводили под бугор, но казаки – народ, не дали расстрелять, отстояли. Казаки пошли следом за красными, а Серики запряглись в коляски и следом подбирать по над железной дорогой раненых казаков.
Все эти события случились до Пасхи в 1918 году. Местные жители не знали, что происходит. Видят, что война – и все. Рано утром, как ушли красные на запад, на Ивашкиной горе, против х. Богураева – конные казаки – с полсотни. Екатериновцы.
- Выходите все разбирать железную дорогу, а то..
Казаки пешие и на подводах потянулись к железной дороге. Кто на конях, кто на быках.
Каменоломы иногородние стали вручную рубить каменные подъезды, рвать порохом. Жители казаки разбирали железную дорогу. От железнодорожного моста до казармы 45-й километр. От 45-го километра до Бояркиной балки (до казармы на переезде через железную дорогу) досталось разбирать богураевцам. Далее жители х. Ольховского, мечетняне, чекуновцы, осиновцы и т.д. Дело спорилось. Расшивали шпалы. Клали их штабелями. Цепляли рельсы и быками их тянули. Рельсы легко гнулись коленом. Рельсы разбалчивали, клали на шпалы и шпалы зажигали. Рельсы на огне вились, скручивались. Выемки засыпались. Костыли забирали себе на подковы для лошадей. Кое-что брали на лемеха. Мост не стали подрывать, да и нечем было. На Круге у казармы на станции Богураев старики-офицеры говорили:
- Дорогу разорить. Нехай красные идут на Москву. А мост трогать нам нельзя. Война только начинается, и без моста воевать мы не сможем. Дорогу железную мы восстановим, а вот мост восстановить нам будет тяжело. Нам нельзя пропустить красных через донскую территорию.
Жители хутора думали, что это отряд Романовского идет на Москву – и все красные. Красный отряд Романовского тоже действовал вслепую, не зная обстановки. Между тем, романовцы проехали станцию Богураев и остановились. Из става начали носить воду ведрами – снабжать паровоз.
Атаман х. Ольховского, чтобы от беды уберечь молодых казаков, в том числе и своего сына, велел угнать быков в Камышовую балку и там укрыться. Казаки были с палками да арапниками. Это все их оружие. Красные романовцы всех казаков-ольховцев казнили и расстреляли. Хотел атаман как лучше, а получилось…
А красные, чтоб рассказать начальству о подвигах, принесли шапки в крови в эшелон. Среди казненных был и сын атамана х. Ольховского.
Продвинулись отряды Романовского еще чуть, и навстречу, как хмара черная, движется Красная Армия. Часть войск – с Украины; вместе с армией вдоль железной дороги движутся беженцы. Потоком. Семьи рабочих, крестьян. Это была беда, всенародное горе. О нем писали, писали.. Но его не опишешь. Эта организованная беда будет позором в веках и проклятием.
Казаков не будет, а позор и проклятие уничтоживших народ останется. Двигалось с запада на восток, к Волге, 73 эшелона Красной Армии. А народу двигалось – не счесть. Все уверовали в партию большевиков, ее вождей и советскую власть. И катились на Москву, шли, как на землю обетованную. Под защиту Московского правительства, под крыло, ума спрашивать, чтобы порядок им дали. Но на Москву путь был закрыт. Украинские гайдамаки и немцы перерезали железную дорогу. И вся эта масса вооруженного народа собралась на станции Лихая и двинулась на Царицын – оплот советской власти. А железная дорога разобрана. Казаки разобрали. Еще сильнее озлобили Красную Армию и беженцев.
В эшелонах красные везли с собой много оружия, боеприпасов с военных заводов и складов. Было у них с собой достаточно шпал и рельсов. Такая масса народа подгонялась страхом, в степи в сотни сбились казаки. Сверкают шашки. То там, то там маячат по буграм лавы. Работают все. Прокладывают шпалы, рельсы… Путь готов. Пропускаются все эшелоны – один за одним. В хвосте разбирают полотно и переносят рельсы и шпалы в голову каравана. И так движутся на восток все эшелоны. Беженцы и военные отряды пехоты под прикрытием пулеметов и орудий на бронепоездах движутся на восток вдоль линии железной дороги.
Отряд Романовского оказался во главе колонны. И опять казаков ждет горе. Вдоль железной дороги горят казачьи хутора. Горит хутор Провальский за Белой Калитвой. На станции Грачи казнили старика-казака с х. Погорелова. За Тацинкой красные сожгли казачий хутор Дьяконов. Остались в хуторе один или два куреня. Девяностолетнего старика-старовера сожгли живым на костре из железнодорожных щитов. Останки узнали по отрубленному когда-то мизинцу. Он был по фамилии Какичев.
На хуторе Романове молодой казак был дома, когда зажгли хутор. Парень замешкался и спрятался в сарае, а сарай зажгли. Он накрылся сапеткой и пополз к берегу реки Быстрой. Просидел в воде в камышах до ночи. Потом ушел в станицу Чертковскую, километров 30 на север. У него отпали уши. Лицо было обезображено. Руки обгорели. Казаки возили его по хуторам и станицам и показывали, что делают красные.
Казни в хуторе Бакланове, в Морозовской.. Из одного только хутора Николаева 40 человек угнали в Морозовскую и казнили у мельницы. Стариков хутора Крюкова тоже казнили……. Почему мы называем эти хутора? Да потому, что они были в основном населены выходцами из нашего юрта.
Творили злодеяния и казаки в хохлацких слободах, и мы это знаем. И казаки никогда не одобряли действий Романа Лазарева и его сподвижников. Кстати его за злодеяния расстреляли белые в Крыму.
А вот недоброжелатели казаков до сих пор изголяются над нами. Ну, да – Бог судья. Он недоступен звону злата… Не будет казаков на земле, кого, интересно, тогда будут жечь и резать те, кто пышет злобой на казаков?
А мы, грешные, считаем, что эта война была переводом нашего народа: и русских, и хохлов, и казаков. И теперь, 90 лет спустя, на землях, где были когда-то цветущие хутора и станицы, осели и живут, и хорошо живут, люди иноземные и иноплеменные.
И они пока лишь только терпят русских, и украинцев, и казаков – хозяев земли Донской. И хоть называют себя россиянами, но и не думают России служить. Это все видят, да молчат.
А что касается потомков участников Гражданской войны, мы скажем о своем отношении к событиям 90-летней давности словами М.Волошина из стихотворения «Гражданская война», написанном в 1919 году:
И там, и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
«Кто не за нас – тот против нас!
Нет безразличных: правда с нами!»
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
И. Колодкин, С. СМИрнофф.