Донская история: жертвы массовых репрессий и геноцида
Директива прямо предписывала физическое уничтожение казаков, способных носить оружие в возрасте от 18 до 50 лет; уничтожение "верхов" станиц: атаманов, священников, судей, учителей; выселение казаков и заселение станиц и хуторов иногородними. Население стонало от насилий и надругательств. Не было хутора и станицы, которые бы не считали свои жертвы от красного террора десятками и сотнями. Дон онемел от ужаса.
Сам председатель Донбюро С. Сырцов, говоря о расправе с казачеством, его ликвидации отмечал: "Станицы обезлюдели". В некоторых было уничтожено до 80 процентов жителей. Только на Дону погибло более 1,5 млн. человек. О том, как проходило расказачивание рассказывают воспоминания или документы. Вот свидетельство посланного на Дон московского коммуниста М. Нестерова: "Партийное бюро на Дону возглавлял человек, который действовал по инструкции из центра, и понимал ее, как полное уничтожение казачества… Расстреливались безграмотные старики и старухи, не говоря уже об офицерах. В день расстреливались 60-80 человек. Во главе продотдела стоял некто Голдин, его взгляд на казаков был такой: надо всех казаков вырезать и заселить Донскую область пришлым элементом.
Другой московский агитатор К. Краснушкин пишет: "Комиссары станиц и хуторов грабили население, пьянствовали… Люди расстреливались совершенно невиновные – старики, старухи, дети… Расстреливали на глазах у всей станицы по 30-40 человек сразу, с издевательствами, раздевали донага. Над женщинами, прикрывавшими свою наготу руками, издевались, запрещали это делать".
Побывавшие в восставшей станице Вешенской летчики Бессонов и Веселовский, докладывали Большому Кругу: "В одном из хуторов старику только за то, что он в глаза обозвал коммунистов мародерами, вырезали язык, прибили его гвоздями к подбородку и так водили по хутору, пока старик не умер. В станице Каргинской забрали 1000 девушек для рытья окопов. Все девушки были изнасилованы, и когда восставшие казаки подходили к станице, выгнаны впереди окопов и расстреляны. С одного из хуторов прибежала дочь священника со "свадьбы" своего отца, которого в церкви венчали с кобылой. После "венчания" была устроена попойка, на которой попа с попадьей заставили плясать. В конце концов, батюшка был зверски замучен".
Вспоминая события тех лет, М. Шолохов пишет (письмо к М. Горькому от 6 июля 1931 года): "Я нарисовал суровую действительность, предшествующую восстанию, причем, сознательно упустил такие факты, как бессудный расстрел в Мигулинской станице 62 стариков-казаков или расстрелы в Казанской и Шумилинской, где количество расстрелянных казаков (бывшие хуторские выборные атаманы, вахмистры, почетные станичные судьи, попечители школ и т.д.) в течение 6 дней достигло солидной цифры – 400 с лишним человек…".
К 1926 году на Дону от прежнего казачьего населения оставалось не более 45 процентов, в других Войсках – до 25, а в Уральском Войске только 10 процентов (оно чуть-ли не все снялось с места, пытаясь уйти от безбожной власти). Было уничтожено и выброшено из страны много казаков старше 50 лет – хранителей традиций.
Ленин не только знал о происходящем, но и лично участвовал в выработке политики по отношению к казакам. Достаточно вспомнить его телеграмму Фрунзе "Об истреблении казаков". Или письмо Дзержинского к Ленину от 19 декабря 1919 года: "В районе Новочеркасска удерживается в плену более 200 тысяч казаков Войска Донского и Кубанского. В городах Шахты и Каменске более 500 тысяч казаков. Всего в плену около миллиона казаков. Прошу санкции". На письме резолюция Ленина: "Расстрелять всех до одного, 30 декабря 1919 года".
О том, какому страшному погрому и уничтожению подвергались казачьи станицы Дона, Кубани и Терека пишет бежавший на запад палач из НКВД А.Орлов: "Десятки тысяч казаков были расстреляны без суда, сотни тысяч отправлены в ссылку, в сибирские и казахстанские концлагеря, где их ждала медленная смерть. Казачьи семьи сгоняли к железнодорожным станциям, где стояли заранее поданные эшелоны из товарных вагонов без печей, воды, уборных. По 70-100 человек загоняли в вагоны, закрывали на замки и пломбировали. Окна в вагонах были забиты досками и сверху затянуты колючей проволокой. Эшелоны мчали несчастных казаков в Сибирь, на Дальний Восток, где их ждали холод, голод, болезни, самоубийства и смерть.
Служащий на железной дороге рассказывает: "Много раз из таких вагонов выбрасывали свертки. Мы разворачивали их, доставали записки, схожие по содержанию: "Ради Бога, предайте земле раба Божьего…". И мы их хоронили этих рабов Божьих грудных и годовалых вдоль железнодорожного полотна. А на их родине и на их крови вставали колхозы, в дом раскулаченных въезжали новые хозяева".
В тексте использованы материалы Сигачева А., Кокунькова Г.