Литературная страница

Рассказ-быль

На бугру, между балок с родниками сладководными стоял хутор. Жили в нем люди не только казачьего роду. Ладили между собой и день начинали с молитвой.
Семьи были большие. Старикам в то время пенсий не назначали. Семья отвечала за старого, как за малого.
На Верхнем кутку стоял высокий курень, окнами глядел на четыре стороны. В нем у отца с матерью росли семь сыновей. Девочки тоже рождались, только умирали в младенчестве.
Подошло время, и женили двух сыновей. Снох взяли хорошего роду, народились казачата. Да грянул войной 1914 год, проводили служивых. А поздней весной и летом следующего года получили две похоронки. Осиротели дети. Пошатнулась жизнь, старинный уклад дал глубокую трещину. Разгорелся пожар гражданской. В ее огненную лавину попали три сына: Артем и Степан пошли с Белой армией. Максим, смуглый, чубатый, еще мальчишкой семнадцати лет воевал за Советскую власть. Говорят, был песенник веселый и дюжа ловкий. Отец научил его джигитовке, а Бог дал редкий голос. Мог завести и вывести казачью песню.
Ой, да, благословите отец,
мать родные,
Ой, да, мне на службицу
итить.
Ой, да, может, может
не придется
Ой, да, на Тихом Дону быть...
Как-то заскочил молодой красноармеец на родной хутор, а брат Артем был уже дома. Позвал он голосистого запевалу в амбар, закрылись. Слышала мать, как кричал Максимушка, а ничего сделать не могла. Артем сек его нещадно кнутом. Потом запер. На утро «домашняя тюрьма» была пуста.
Вскоре Артем со своей семьей уехал, получив письмо от брата Степана. Осталась у родителей надежда на самого меньшого – Петра.
«Он подмога и кормилец», - повторял отец, надеясь, что когда сын подрастет, войны кончатся. Ан, нет. Петюшка обварился и помер. Похоронили его в саду под ильевской грушиной. Однажды привезли ко двору на подводе израненного Максима. Отец не сразу признал его. Мать смотрела за ним, как за малым дитем. Слабый, на одной ноге, руки лишился по локоть. От голоса остался только горловой хрип. Хочет сказать, а получается звук будто со дна глубокого яра. Временами он выползал на приступки, как птица, радовался весне. Попросил мать:
- Принесите мне липовый чурбачок. Хочу на память сделать солонку. Нет у меня ни жены, ни детей. Умру, и ты, мамушка, забудешь обо мне. А так начнешь собирать на стол, хлеб, соль подашь, меня вспомнишь и помолишься. Братья, опуская руку в солонку, может, тоже вспомнят меня.
Солонка получилась семейная, с ручкой, словно восковая. После смерти искалеченного сына мать, собирая на стол, утирала слезы и подолгу стояла перед образами.
Горе – что море: его не переплыть, не выплакать. Наступила коллективизация, семья попала в список на высылку. Оставили, потому что была бумага о сыне, красном партизане. Дни текли своим чередом. На заре горланили петухи, объявляя о приходе нового дня. Хозяин часто, выйдя на баз, глядел за речку. С утра старшая сноха возилась у печи. Младшая носила казанами на коромыслах воду.
- Полага, - обратился старый казак к жене, зайдя в курень. - Какому святому нынче молилась?
- Святым апостолам и святому отче Николе, - ответила она.
- Четверг, значица, - задумчиво проговорил он. Из зала вышла сноха, поправляя цветастую завеску.
- Батенька, че ж варить нынче? Поглядел бы в Уставчике, масло постное едят?
В передней на дубовом столе, выскобленном до блеска, стояла солонка.
То ли от слез материнских, то ли так тому и быть, треснула солонка. Случилась беда – сын Иван был смертельно ранен под Сталинградом. Отец солоночку старательно скрепил. Теперь она больше стояла на поставчике. Стали пользоваться магазинной.
После тяжелой вести про Ивана, глядя на пятерых сирот, отец похворал и умер. Состарившуюся мать взяли на поочередный догляд вернувшиеся в родной край Артем со Степаном. Месяц – у одного, месяц живет у другого.
- Сиди в заборке, куда пошла?!
А ей, уже совсем оглохшей, хотелось напиться из родника, что в Письменской балке. Походить по кипельно белому песочку.
Как-то сын поднес к ее лицу зеркальце.
- Погляди, мамаша, на кого ты похожа.
Она виновато склонила седую голову и выдохнула:
- Не знала, что сатану родила...
Она сделалась худенькая, как хворостинка. В последние дни звала Максимушку. Тянула вверх руки-плети, будто видела там кого-то. Пересохшими губами перебирала слова, не совсем понятные сыновьям.
- Со-ло-н-ка?! – еле разобрал Артем и пошатнулся.
- Прости, прости, мамушка, за брата и за безбожие наше... М. АБРАМОВА

Литературная страница