70 лет беды на Дону Голод 33-го

70 лет беды на Дону
Голод 33-го
«В тридцать третьем году люди мерли на ходу», - такое горькое изречение сложилось в народе, пережившем то жуткое лихолетье. Голод – самое страшное бедствие из всех, которое перенес наш народ. Семьдесят лет прошло с тех пор, а все помнится, словно было недавно. О голоде на Дону нигде официально в советской истории нет ни строчки, ни слова. Иногда где-то упоминается, что, дескать, кулаки прятали хлеб, гноили в ямах его. Но какие же в то время были кулаки, если «сплошная коллективизация на основе ликвидации кулачества» на Дону была проведена с 1929 по 1931г. Весна 33-го была уже четвертая – колхозная, а все «кулаки» были высланы с Дона в Сибирь, на Северный Урал.
На хлебородной Украине голод начался на год раньше. По нашим хуторам и станицам, как предвестники бедствия, уже ранней осенью 32-го ходили украинцы и меняли на хлеб свои пожитки. Помню, мама выменяла на кукурузу брюки для моего старшего брата. Хохлы брали все: кукурузу, просо – любое зерно.
У нас лето 1932 года было урожайным. Хорошо уродились все зерновые культуры и картошка, бахчевые (арбузы, тыквы). Со своих участков жители заготовили всего достаточно на зиму. Сколько-то зерна (по нескольку пудов на едока) выдал колхоз.
Хороший урожай дала новая у нас культура – сорго. Ее плотные коковатые метелки давали обилие кормового зерна, которым кормили свиней и птицу, а мощные высокие, как бамбук, стебли полны сладкого сока. Его научились выжимать и варили превосходный сорговый мед, подобный арбузному нардеку.
Так что население наше без горя готовилось встретить предстоящую зиму 33-го года. Не страдали без сахара – его не было в сельповских лавках, но у всех были сладкие сухофрукты (для узвара). Никто не предполагал, что голод вскоре придет к нам, как на Украине и Кубани.
А началось с того, что весь хлеб из колхозных амбаров вывезли, что называется «под метелку» в счет выполнения какого-то плана хлебозаготовок государству. Оказалось, что этого было недостаточно.
Начали изымать хлеб у колхозников. Для чего были созданы комсоды (комиссии содействия хлебозаготовкам) из местного актива, возглавляемые секретарями партячеека. Члены комсодов работали с большим рвением. Каждого домохозяина вызывали (как правило, по нескольку раз за ночь) в правление колхоза и требовали сдать установленное количество пудов зерна. Но так как лишнего хлеба ни у кого не было, каждого брали на измор: кричали, пугали, грозили наганом, обещали «пустить в распыл», если не сдашь!
Хлеб искали в доме, в погребе, в сарае. Искали настойчиво, всюду ширяли заостренными железными прутьями, срывали полы, и где нащупывали мягкую землю, искали спрятанный хлеб. Разумеется, если находили, выгребали все до зернышка.
При таких обысках забирали не только пшеницу, но и кукурузу, сало, мед, сушеные фрукты, муку, обчищали хозяев основательно, не обращая внимании на мольбы хозяйки и плач многочисленных детей. Активистам-комсодовцам был установлен определенный процент от изъятого. Всех обрекали на голод. Избегали этой участи только люди, близкие комсодовцам. Тех, кто оказывал сопротивление обыску, арестовывали и угоняли в район. Выжившие счастливчики возвращались из холодных краев через 6-10 лет.
Обреченные на голод люди без хлеба порезали скотину (у кого осталась коровка, те выжили, питаясь молочком).
В январе кое-как еще тянули, доедая картошку, кабаки, зерно сорго. Его тайком по ночам толкли в каменных ступах (глухо раздавался стук толкача в отдельных хатах в ночи, таких выслеживали и забирали).
В феврале начался настоящий голод. Люди искали все съедобное, чем можно утолить страшное желание – есть: зерновые отходы прошлых лет в пустых амбарах, жмых, сенную труху. Все скоро кончилось. Выловили кошек, собак. В хуторе стало тихо-тихо. Наиболее смелые и отчаянные ходили с топором на скотомогильник, откапывали падаль, убитых сапных лошадей, рубили и кормили этим «мясом» детей. С нетерпением ждали весны. Весна пришла ранняя и дружная. Снег быстро таял, побежали ручьи, наполняя низинки водой. Из земли стали вылезать суслики. Мы - ребята лет 8-10 с ведерками ходили в поле, черпали воду и лили в норки, заставляя суслика вылезать. Так добывали по 15-20 этих зверьков. Это было мясо, было спасение от голода. Суслиными хвостиками по счету мы отчитывались в школе, сколько истребили этих вредителей. Раньше других трав появилась крапива – ели ее и другие луговые и полевые травы, в речке доставали ракушки. Однако не все могли это делать. Взрослые колхозники должны были работать. От недоедания многие начали пухнуть, наливаясь водой, кое-кто терял рассудок, думая только о хлебе, и ходили, как тени, в поисках съестного.
Тем, кто работал в поле: трактористам, прицепщикам давали какую-то норму суррогатного хлеба. Сеяльщики были к зерну поближе – жевали пшеницу и кукурузу, а многим не давали никакой еды, особенно старикам и детям. И вот с наступлением тепла – в мае-июне люди стали падать и умирать. По рассказам одного, достойного доверия и уважение жителя хутора Какичева, они с отцом - плотники весной 33-го изготовили 22 гроба для своих земляков. В других хуторах хоронили и без гробов, завернув в какую-либо дерюжку. Никто уже не оплакивал умерших. В хуторах и селах стало тихо и пусто.
Немало жителей нашего края, кто еще мог, покинули родные места и подались в города, на стройки и шахты; так немало наших земляков очутились в Грозном на нефтепромыслах, в Нальчике, на Сорокинских рудниках (это теперь Краснодон), на местных шахтах. Там давали хлебную карточку, и люди спаслись от голодной смерти.
Когда заколосились хлеба на колхозной ниве, люди стали ходить в поле, чтобы нарвать или нарезать колосьев. Делали это скрытно, однако власти учредили службу – «Охрану урожая», задача которой было ловить, так называемых, «кулацких парикмахеров». К охране привлекали и юных пионеров. Наша одноклассница Лида поймала – таки тетку Ильиничну, и ту осудили на 6 лет, а дома у Ильиничны осталось четверо несовершеннолетних детей. А пионерка получила награду, и ее ставили нам в пример на собрании в МТС. За красным столом сидели начальник политотдела Нагопетян (армянин), ГПУ – Огуев (осетин), зав. отдела по комсодам Френкель (еврей). В полную силу тогда действовал суровый закон от 7 августа 1932г. (прозванный законом о «Пяти колосках»).
Прошла голодная весна 33-го. Трудно оживали хутора и станицы...
Голод, который был семьдесят лет назад, никто уже не помнит. А кому это надо?
Л. ЛЕВШИН.
Хут. Богураев. Л. ЛЕВШИН.

70 лет беды на Дону Голод 33-го