Прощай, молодость

Выставка «По волнам нашей памяти», открывшаяся в Государственном историческом музее, объединяет трудящихся пластмассовыми елками и пионерскими горнами.
На посетителей выставки «По волнам нашей памяти» смотреть интереснее, чем на витрины. Потому как в витринах все как лежало, так и лежит, а вот люди… Заглянувшие на выставку вполне современные, деловитые и хорошо одетые люди моментом превращаются в каких-то придурковатых. Глаза их становятся мечтательно-коровьими, рот растягивается в улыбку, которая тут же прилипает намертво, и бродят они меж витрин эдакими блаженненькими, которых обидеть грех.

И все потому, что выставка имеет и второе название – «Городская жизнь 1920-1960-х годов» и посвящена она «повседневной жизни различных социальных слоев советского общества».

Быт, как известно, не только заедает. Он еще и окружает человека со всех сторон, проникая в самые труднодоступные места. Его воспринимают как данность, им пренебрегают, но абсолютно зря. Ботинки «прощай, молодость», конечно же, никогда не попадут в школьные учебники. Но все эти зубные порошки, пальто на габардине и афиши, прилепленные клейстером на тумбу – это и есть те самые коралловые полипы, которые, отмирая, строят из себя риф, именуемый историей.

Именно поэтому народ обожает толкаться на «блошиных рынках». Именно поэтому на открытие выставки сбежались с окрестных залов даже бабушки-хранители с гордой надписью «Служба безопасности» на бейджах. Умиленно улыбаясь, стоят они перед витриной, и шепчут: «Ёлка… Пластмассовая. Нас у мамы трое было – господи, как же мы хотели такую елку… А еще, помнишь, продавалась такая штучка – для запаху, чтобы хвоей пахло?». А у другой витрины – 30-летний фотокорр кричит журналистке:

«Лен, смотри, моя кровать! У бабушки такая стояла, я на ней спал. И швейная машинка у нее такая же была».

Вещи, которые можно увидеть на выставке, умерли давно, много раньше своих владельцев. Ну кого сейчас тронут экспонаты эпохи НЭПа, которыми начинается экспозиция? У вас была тарелка «Пропади буржуазия, сгинь капитал»? Аналогично. Если нынешнему ребенку подсунуть игрушки с выставки, сделанные когда-то для его ровесников, он просто не поймет, что ему дали. «Мама, это что? Это, сынок, игрушечный примус, были раньше такие керосинки…».

Быт, презренный быт. Не громкие победы, не тактические операции, а реконструированная комната военного в офицерском общежитии – раскладная походная койка, книги по военному делу на деревянной полке, на спинке стула – потертая портупея с кобурой, для души – обтянутый дерматином деревянный чемоданчик с набором пластинок. Одна из них, чуть сбоку – готовый экспонат для музея рекламы: запись хорового исполнения песни «Вниз по матушке по Волге» упакована в бумажный конверт с надписью: «Пользуйтесь ночным питательным кремом «Виктория». Продажа производится во всех фирменных магазинах ГЛАВПАРФЮМЕРА, магазинах госторговли, потребкооперации и аптеках». Книги и пластинки, кстати, принадлежали когда-то лейтенанту Я.И. Джугашвили.
Впрочем, лейтенантский быт – скорее исключение.
Бытовуха у нас традиционно отдавалась на откуп женщинам, и выставка получилась очень женской.
Манекены, обряженные в платья, – вот это носили в 20-х, это – в 40-х, вот так ходили в конце пятидесятых. Несмотря на то что устроители выставили не линялые тряпки, а вещи вполне товарного вида, платье нэпманши надеть на современную бизнесвумен можно только силой. А вот послевоенное «платье летнее» из яркого китайского шелка и сегодня любая женщина примерит с охотой.

На этикетках мелькают полузабытые названия тканей – шелк «паризьен», шикарное вечернее платье председателя ВС БССР Н.Г. Грековой из крепсатена, и можно лишь догадываться, как потела летом в своем капроновом платье студентка МГУ Л.А. Косыгина.

Настенные тарелки с фотографиями родителей, настенное же цинковое корыто в коммуналке, матерчатая азбука для первоклассника – буковки в кармашках, шерстяной купальник пантагрюэлевского размера, пресловутые деревянные игрушки, крем ланолиновый, барабан пионерский. Вот предки нынешних постеров – знаменитые «карточки с артистами»: Людмила Хитяева, Элина Быстрицкая, Леонид Харитонов. Флакон духов «Красная Москва» в виде Спасской башни, жестяная коробка из-под зубного порошка «Хлородонт», фарфоровая статуэтка «Папанин на льдине с собакой Веселый»…

Эй! Это же мой ковер, вон тот, с оленем!

Его выбросили за ветхостью, когда я пошел в школу, но я же помню! Я лежал, маленький, на кровати, и подолгу рассматривал оленя.

Улыбка до ушей. Собачьи глаза. «Это время ушло, и ушло навсегда, и случайно проснулось во мне».

Вещам отмерен свой век, и век это много короче людского. Мы переживаем несколько поколений вещей – мы уже проводили в последний путь советские коляски и телевизоры в фанерных ящиках, стиральную машину «Фея» и коричневую школьную форму для девочек. Но иногда история дотягивается и до тебя, и ты понимаешь, как здесь, на выставке, что история – это ты. Постигаешь, что какая-нибудь железная обезьянка, держащая в объятьях стеклянные емкости с солью и перцем или железный же календарик, при переворачивании которого выпадает новая табличка с цифрой до сих пор объединяют нас лучше, чем графа «Место рождения» в паспорте.

Прощай, молодость