Горностай (Рutorius erminea).

Ближайший родич обыкновенной ласки, чрезвычайно похожий на нее по своему наружному виду и образу жизни, только побольше ее,—горностай (Рutorius erminea).

 

Горностай—зверек, который владеет исконной привилегией поставлять мех для царских порфир. Подобно большинству своих родичей, это—небольшое животное (12—14 дюйм, дл.), с длинным, гибким туловищем, заостренной кпереди головой, пушистым хвостом и сравнительно короткими ногами. Водится он во всей северной половине Европы и Азии, преимущественно же встречается в необъятных лесах Сибири.

 

 Все представители семейства куниц, несмотря на их небольшой ростстрашные разбойники. То же можно сказать и о горностае: певчие пташки, кроты, полевые мыши, хомяки, кролики и т.п. животные мало имеют более опасных врагов, чем горностай. Необыкновенная ловкость, проворство и отвага с избытком возмещают у него недостаток силы. Он, как стрела, бегает по земле, мастерски прыгает, превосходно лазит по деревьям, а при случае плавает, как рыба. Немудрено, что горностай отваживается нападать не только на животных равной с ним величины, но и на гораздо более рослых. Беда зайцу, в которого вопьется голодный горностай: он погиб, несмотря на свои быстрые ноги. Крошечный разбойник имеет иногда дерзость нападать на самого царя природы, и вот рассказ Вуда, доказывающий, что горностай—вовсе не такой ничтожный противник, как можно было бы думать.

 

«Один крестьянин,—передает Вуд,—прогуливаясь, заметил двух горностаев, спокойно сидевших на его дороге. Для потехи он взял камень и так метко пустил в одного из зверьков, что тот кубарем покатился от сильного удара. Тогда другой горностай, громко и резко крикнув, бросился на обидчика, с удивительной быстротой взобрался по его ногам и старался вцепиться ему в горло. В то же время воинский клик горностая был повторен его товарищами, бродившими поблизости, и все они кинулись на помощь к маленькому герою. Крестьянин сначала пробовал отбиваться камнями, потом стал руками защищать свою шею и затылок. Разъяренные горностаи преследовали его неутомимо, и он избавился от их зубов только благодаря толстому суконному платью и теплому шейному платку. Тем не менее его шея, затылок и руки были порядком искусаны. С тех пор он закаялся обижать горностаев...»

 

Несмотря на всю свою ловкость и отвагу, горностай, разумеется, бессилен против ружей и капканов промышленника. В Сибири ежегодно бьют десятки тысяч этих зверьков ради их шкурки, которая особенно ценилась в прежнее время, да и теперь в моде у обитателей Срединной империи. Охота за горностаем производится исключительно зимой, потому что лишь в это время года он щеголяет в своей белой шубке с черным пучком шерсти на конце хвоста, летом же меняет ее на красновато-бурый наряд; эта перемена цвета шерсти так резка, что в прежнее время натуралисты серьезно считали белого и бурого горностая за отдельные виды. Мясо горностая не имеет никакой ценности: даже якуты и калмыки не едят его, потому что оно сильно пахнет вонючим отделением из особой железки, находящейся под хвостом.

 

Пойманный смолоду, горностай скоро привязывается к хозяину и делается вполне ручным, доставляя владельцу массу удовольствия своей ловкостью, живостью и отвагой.

 

Горностая ловят во всякие ловушки, а часто он попадается и в обыкновенные крысоловки. Если тогда приблизиться к нему, то можно услышать пронзительное трещание; а если раздражать его, то он бросается на обидчика с громким визгом; вообще же о своей боязни он заявляет только тихим фырканьем.

 

 Гриллю принесли зимой 1843 г. горностая-самца, только что пойманного под кучей дров. «Он был в своем зимнем одеянии. Черные круглые глаза, красно-бурый нос и черный кончик хвоста ярко отделялись от снежной белизны остальной шерсти, причем прекрасный серо-желтый оттенок наблюдался только у корня хвоста и насередине его. Я посадил его сначала в большую необитаемую комнату, которая сейчас же наполнилась противным запахом, свойственным всей куньей породе. Здесь этот подвижный зверек принялся лазать по окнам, прыгать и прятаться в разные уголки; раз даже залез в печную трубу, где его едва нашли. Если с ним ласково заговаривали, он приостанавливал свой бег или даже делал с любопытством несколько шагов, причем вытягивал длинную шею и поднимал правую ногу; иногда он садился на задние ноги. Если к нему подходили близко, то прежде, чем обратиться в бегство, горностай оживленно, пронзительно кричал, вроде большого дятла; можно также сравнить издаваемые им звуки с фырканьем кошки, но они все-таки резче. Еще чаще можно было слышать шипение, подобное змеиному.

 

Когда его пересадили в клетку, он долго грыз своими креикими зубами ее прутья, стараясь вырваться на свободу. Музыки он не выносил. Стоило начать играть перед ним на гитаре, как он бешено бросался к решетке, лаял и визжал до тех пор, пока не прекращали музыку.

 

 Укладываясь спать в своем гнезде, которое он сам же приготовил из мха и перьев, он сначала долго кружился, а когда наконец укладывался, то спал, свернувшись комочком и обвив хвост вокруг тела. К холоду он был очень чувствителен».

 

Пищей горностаю служили птицы, молоко, яйца, иногда—крысы, которых он начинал есть, не высасывая крови, как об этом рассказывают. «При еде, а также зевоте нижняя челюсть его становится почти перпендикулярно к верхней, как у змей. Ест же он почти зажмурившись, а нос и губы до того растягивает и морщит, что почти все лицо становится плоским». «Через 4'/2 месяца пребывания горностая в плену я вздумал было погладить его, но сейчас же был укушен. Только после нескольких попыток этого рода, причем сначала на руки надевались толстые перчатки, удалось несколько приручить дикого хищника».

 

По наблюдениям того же Грилля, горностай испускает свою вонючую жидкость только при сильном испуге, и она изливается у него непроизвольно.