Белый медведь или полярный (Ursus maritimus)

Самым сильным между медведями, несомненно, является «царь полярных стран», белый медведь, или полярный (Ursus maritimus), принадлежащий к числу самых могучих хищников на земле. Своими размерами он далеко превышает и льва и тигра: длина его достигает двенадцати футов (2,8 м), а высота сплошь и рядом доходит до восьми (1,4 м). Этим размерам вполне соответствует колоссальная сила чудовища: нередки примеры, когда белый медведь уносил взрослого человека с такой легкостью, что товарищи несчастной жертвы не могли нагнать хищника. Еще более опасной является необыкновенная ловкость этого зверя, которой даже трудно поверить, приняв во внимание его вес, доходящий до 37 и даже до 50 пудов.

 

Будучи близким родственником нашего бурого медведя, белый медведь далеко не отличается неповоротливостью последнего. Он быстро и неутомимо бегает, отлично подкрадывается, пользуясь различными неровностями почвы, и чрезвычайно ловко выбирает нужный момент, чтобы врасплох напасть на свою добычу. Оттого добычей белого медведя зачастую делается даже такое чуткое и быстроногое животное, как северный олень. Помимо всех перечисленных способностей у «царя полярных стран» есть еще одна, значительно облегчающая ему возможность добывать себе пропитание: он великолепно плавает и ныряет, добывая себе таким образом и рыбу, и тюленей, и молодых моржей. Мореплаватели, путешествуя по северным морям, неоднократно встречали белых медведей плавающими в открытом море, вдали от берегов. Прибавим ко всему этому необыкновенную отвагу белого медведя и страшную свирепость этого чудовища, и нам станет понятно, почему в полярных странах все живое страшится белого медведя. Один только морж, вооруженный своими могучими бивнями, отваживается вступать в борьбу с тираном севера, да человек при помощи огнестрельного оружия справляется с ужасным зверем. Во время зимовок путешественников в полярных странах белые медведи часто целыми стаями являлись на корабли, скованные льдами, и хозяйничали на их палубе. Нередко также голодные белые медведи нападали на снеговые хижины путешественников и пытались прорваться внутрь их, разломав крышу.

 

В то же время в описаниях полярных путешествий можно встретить массу примеров, доказывающих сильное развитие у белых медведей чувства родительской любви. Вот один из таких примеров, имевший место во время плавания фрегата «Каркас», в 1773 году. Раз, когда фрегат стоял неподвижно, затертый сплошными льдами, вахтенный матрос закричал, что по льду идут три медведя. В это время команда свежевала недавно пойманного морского зверя. Приход нежданных гостей застал ее врасплох. Все бросились спасаться на корабль. Между тем медведи жадно накинулись на оставленное мясо, причем один из них,—как оказалось, самка,—заботливо вырывал лучшие куски и угощал ими двух других, своих детенышей. Однако обед зверей продолжался недолго: оправившиеся от страха матросы вернулись с оружием в руках и несколькими выстрелами прикончили детенышей. Бедная медведица горестно следила за потухавшими взорами своих любимцев. Не смея еще верить ужасной действительности, она продолжала подносить им куски мяса, трогала их лапами, нежно лизала и переворачивала, питая надежду, что они еще живы. Затем, отойдя на несколько шагов вперед, она обернулась, как бы ожидая чего-то. Но детеныши лежали неподвижно. Тогда она вернулась, обнюхала их, опять отошла; но, заметив, что ее любимцы уже похолодели, застонала так жалобно, что самый жестокосердный человек был бы тронут до слез. В это время раздались новые выстрелы. Тогда нежная мать повернула голову к кораблю и с яростным ревом решительно бросилась на врагов. Однако пули не дали ей  сделать и двух шагов. Обливаясь кровью, она повалилась на снег. Но и тут, забывая о своих ранах, бедная мать думала только о детях: с тихими стонами подползла она к их трупам, продолжая нежно облизывать их, пока один удачный выстрел не прекратил ее жизни...

 

Позднейшие полярные путешественники говорят уже значительно меньше о свирепости белого медведя. Так, напр., знаменитый Норденшильд пишет следующее: «Если случится кому-нибудь невооруженному встретиться с белым медведем, то обыкновенно бывает достаточно нескольких криков, чтобы испугать его; если же сам человек обращается в бегство, то медведь следует за ним по пятам. Раненый медведь всегда убегает. Часто прикладывает он снег к ране в борьбе со смертью или роет яму в снегу, чтобы спрятать туда свою раненую голову. Ночью медведь часто подходит к палаткам, обнюхивает их, но не смеет туда войти. Прежде один вид полярного медведя возбуждал ужас путешественников; теперь же охотники, вооружившись одними копьями, не побоятся напасть на целую стаю медведей. И действительно, случалось, что они в короткое время убивали их до двенадцати штук».

 

Пехуэль-Леше разделяет мнение знаменитого путешественника. «Полярный медведь,—говорит он,—по своей громадной силе и величине может быть по праву назван «царем полярного океана». Он имеет поразительную остроту чувств и при нападении выказывает большую хитрость, но при близком знакомстве оказывается далеко не таким страшным, как о нем писали раньше. Правда, он защищает свою шкуру, когда это необходимо, но, если только есть возможность, убегает от человека и даже раненый редко нападает на него. Однако, раз принужден напасть, он становится серьезным противником, в борьбе с которым только хладнокровие и надежное оружие могут вывести из опасности. Трусливым я бы не хотел назвать этого медведя, а скорее осмотрительным, пугливым и вместе с тем до глупости любопытным. Что-нибудь съестное на далекой снежной ледяной поверхности побуждает его к исследованию; тогда он приближается к человеку и даже поспешно подбегает к нему. Кто не знает нрава медведя, может подумать, что тот нападает, и, бросившись бежать, может возбудить медведя к преследованию. Но серьезных опасностей на сто случаев бывает одна».

 

Так ведут себя белые медведи на далеком северо-западе, южнее и севернее Берингова пролива. Однако и в Западной Гренландии они не более страшны и точно так же пугаются выстрелов и криков людей. Пайер рассказывает о следующем приключении с одним матросом, Кленцером, на зимней стоянке. «Кленцер шел без оружия по склону горы и был уже в двухстах шагах от судна, когда заметил близко от себя белого медведя. Зная, что спастись бегством от быстроногого животного невозможно, он решился отвлечь внимание зверя, кидая ему постепенно шапку, перчатки, палку и т. п. вещи. Медведь каждый раз останавливался и с любопытством рассматривал брошенные предметы. Однако хитрость удалась не совсем, и зверь скоро схватил человека за руку. Матрос пронзительно закричал. Услыша его крики, мы быстро вооружились, но едва ли бы могли спасти своего товарища, если бы сам хищник, заметив наше приближение, не обратился в бегство...

 

 Другой случай был с машинистом Краушнером, ежедневно ездившим за снегом для кухни на ближайший глетчер. Однажды к нему присоединился по дороге медведь и, подобно конвоиру, сопровождал его до самого судна, но тут был испуган нашими криками, которые мы подняли, чтобы обратить внимание Краушнера на его опасного товарища».

 

 Животные с такими странными, забавными привычками не могут быть названы страшилищами Ледовитого океана и хищниками, опасными для человека. Напротив, человек сам преследует белого медведя ради его мяса, жира и меха, причем употребляет огнестрельное оружие, копья и капканы. Мех этого медведя ценится выше меха других медведей, мясо же и жир употребляются только туземцами дальнего севера, для европейцев же употребление его жира небезопасно для здоровья, а печенка даже прямо вредна. У матросов есть даже поверье, что от употребления мяса белого медведя люди скоро седеют. Медвежье сало употребляется так же, как топливо.

 

Расставленных приманок белый медведь очень легко избегает. «Однажды,— рассказывает Скоресби,—желая достать медведя, не повредив его шкуры, мы решили поймать его в петлю, которую положили поглубже в снег, а в середине ее положили приманку в виде китового жира. Однако медведь, обнюхав все место кругом, разгреб лапами снег, осторожно сдвинул в сторону подозрительную веревку и потом спокойно завладел приманкой». Даже молодые медвежата выказывают подобную предусмотрительность. «Однажды в июне 1812 года,—рассказывает тот же путешественник,—к нашему кораблю подошла медведица с двумя медвежатами и была убита, медвежата же без всякого труда были пойманы живыми. Сначала они чувствовали себя очень несчастными, но потом мало-помалу свыклись и стали довольно ручными, так что им позволяли бегать по палубе. Через несколько дней, желая доставить морское купанье одному из них, навязали на шею веревку и бросили его в воду. Животное мгновенно подплыло к ближайшей льдине и, вскарабкавшись на нее, хотело, очевидно, убежать, но тут заметило, что его держит веревка. Близ края льдины находилась узкая расщелина в метр глубины. Медвежонок подошел к ней, повис на своих задних лапах, которые стояли на двух краях, опустил голову и большую часть туловища в расщелину и обеими передними лапами старался сбросить через голову веревку. Заметив, однако, что таким способом ему не освободиться, он придумал другое средство и вдруг начал стремительно бегать, чтобы разорвать веревку. Он повторял это бесчисленное множество раз; когда же и это не удалось ему, он, сердито ворча, улегся на лед».

 

Пойманные в молодости, белые медведи делаются ручными, только требуют частого купанья в воде; еще лучше для них— иметь возможность валяться в снегу. Относительно пищи с ними мало хлопот, так как они едят и мясо, и рыбу, и мед. С другими медведями они довольно неуживчивы, а в старости вообще делаются крайне раздражительными. Впрочем, бывали примеры, что при хорошем уходе они доживали до двадцати лег и даже размножались.