Рыбацкие рассказы. Осенняя забава.

Октябрьский маросей шуршит себе да шуршит. Река, пронизанная им, казалось бы, безжизненна. Берега ее неуютны, все в пожухлой липовой листве. Что ж, про­щайте летние забавы. Прощайте до следующей благосло­венной поры. Впрочем, и по осени есть у меня своя забава, есть день и утро, когда вновь возгорается в душе рыбацкий азарт. Случается это в пору глухого, тоскливого предзимья, когда уж и белые мушки закуро­лесили, и первый тонкий ледок по ночам обрамляет берега Западной Двины.

 

Выхожу пополудни в сапогах-заколенниках и штор­мовке из дому, прихватив с собой совковую лопату с длинной ручкой и алюминиевый бидончик. Иду берегом, мокря штаны в осоке, продираясь сквозь заросли облезлой черемухи, на которой кой-где остались хвачен­ные морозцем терпко-сладкие ягодки. Вот и нужное место. Оставил бидончик на берегу, шагнул в воду пог­лубже, копнул лопатой ил, вывернул его на берег, стал разгребать — нет удачи. Снова выхватил лопатой кучку ила, за ней другую... Со стороны, конечно, странное зрелище для несведущего человека.

 

 Наконец-то повезло. В очередной кучке ила сверкнула упругая матовая змейка, рядом с нею другая извивается, помельче. Бросил их в бидончик, заполненный водой — загружились хороводом по стенке. Добрый час елозил по реке, пока не набрал два десятка. Спина под штормовкой вся мокрая, волосы слиплись на горячем лбу. Нелегкая эта работа добывать с речного дна личинок миноги. Тонну ила выволок, а, может, и больше, чтобы запастись драгоценной наживкой.

 

Теперь и за главное дело можно взяться. Достаю из чулана снасти, накачиваю резиновую лодку, переправля­юсь на другой берег. Снасти, собственно, немудреные — капроновые шнуры метров по восемь, на каждом по три крючка и по гайке — груз, чтобы не сносило крючки течение. Здесь, на левом берегу Западной Двины, немало ручьев, и там, где они впадают в реку, держится налим, любитель холодной и чистой воды.

 

В эту пору по ночам он резв и азартен, выходя на свои охоты. Дно у берега каменистое с топляком, оставшимся от многолетних сплавов, и все это создает налиму вполне комфортные условия для обитания. Забрасываю снасти, привязываю их к колышкам, ко­лышки втыкаю в дно, рядом с берегом — так, чтобы не видно было постороннему глазу. Остается в волнении дождаться утра. Как знать, может быть, за год и ушел налим с этих мест, может, появилось в воде нечто, что ему не по вкусу? Ведь год от года меньше налима в Западной Двине. Помнится, лет тридцать назад руками ловили под камнями, а теперешние пацаны этого и не знают. Однако чем труднее взять налима, тем интереснее рыбалка. ...

 

Рассвет пришел холодный, но без дождя. Снова вытаскиваю со двора свою лодочку, подкачиваю, гребу в утренней ядреной тиши туда, где стоят снасти. В душе все еще вертится сомнение, ведь два последних года мне сильно не везло — всего-то по два мелких налимчика, коту пришлось отдать.

 

Но были когда-то и удачи — так и стоит в глазах огромный двухкилог­раммовый, похожий на питончика, пятнистый хищник. Печень его заняла сковородку целиком. Неужто пере­велись такие? Тихо причаливаю к берегу и багорком подцепляю первый шнур. Беру его в руку и сразу ощущаю мелкое подрагивание — есть добыча. Неспеша выбираю переме-тик, и вот он, первый в этом году налимчик. Граммов эдак на двести, за ним второй — такой же по величине. Удачное начало. Бросаю их в подсачек, плыву выше по течению. Увы, два последующих перемета пусты, хотя вьюны (у нас личинок миноги называют вьюнами) и не уснули, бодренькие.

 

Осталось еще два места на быстрине напротив старого фильтра от водокачки. Пригибаясь под ветвями сиротливо стоя­щей ольхи, выхожу на укромный пятачок сухого бе­рега. Шнуры видны в чистой воде, один почему-то снесло. Беру его в руки и чувствую, как мечется на другом его конце рыбина.

 

Не медля вытаскиваю на берег и вижу на последнем крючке... щуку грам­мов на пятьсот. А налима нет, убоялся, видимо. Зато на последнем переметике еще три налимчика—они, словно близнецы с теми, двумя первыми. Жаль, не попалось ни одного крупного. Пять налимчиков и щучка — будет хорошая уха иль жаренка. И все же невесело на душе. Опять приходят на память былые деньки — бывало, отвернешь корягу — под ней налим, под другой — побоеха (так здесь именуют речных бычков). Когда я видел последнюю побоеху?

 

«Пет семь назад... Что-то неотвратимо печальное происходит в воде, хотя нет в верховьях больших экологических отравителей. Думаю о том, что незаметно, но приближается время, когда угаснет жизнь в этой чудесной русской реке. Умрет река, выживет ли человек?