Половцы. Ожесточение борьбы русских князей с половцами.

Борьба с половцами становилась с каждым годом все ожесточеннее, к тому же внутренние экономические из­менения у них, упорядочение мест кочевий, появление кое-где постоянных становищ (поселков) укрепляли силы половцев. С другой стороны, они становились доступнее для своих соседей-врагов. Каждый хан, даже каждый «кошевой» имел определенную территорию, на которой их можно было настигнуть, вежи и скот разграбить и увести в плен женщин и детей, т. е. ответить полов­цам ударом столь же болезненным, сколь тяжелы были набеги и грабежи половцев на русские земли. Очень вы­разительно о судьбе пленников написано в летописи: «...людие разделища и ведоша их у веже... Мучими зи­мою и оцепляемы у алчбе, и в жаже, и в беде побледневше лици и почерневше телесь, незнаемою страною, языком испаленом, нази ходяще и босы, ноги имуще из-бодены терньем» (ПСРЛ, II, с. 215—216). Для того что­бы измученные люди не бежали, половцы калечили плен­ным мужчинам ноги: резали пятки и в рану засыпали «тернии» — чаще всего рубленый волос конских хвостов.

 

Несмотря на то что уже в 1097 г. умный и дально­видный Владимир Мономах, учитывая сложившуюся об­становку, предлагал русским князьям объединиться для борьбы с половецким бедствием, еще пять лет князья «утрясали отношения». Только в записи 1102 г. летописец наконец получил возможность зафиксировать, что «вложи бог мысль добру в русьские князи, умыслиша дерзнуть на половце, пойти в землю их». Весной 1103 г. состоялся знаменитый Долобьский съезд князей, на кото­ром произошел хорошо известный спор. Святополк с дру­жиной считали, что воевать весной нельзя — смерды, мол, должны пахать и сеять, а Владимир ответил: «...оже начнеть смерд орати, и половчин приеха вдарить смерда стрелою, а кобылу его поиметь, а в село въехав поиметь жену его и дети и все именье возметь...» — и затем при­звал воинов к походу (ПСРЛ, II, с. 252—253).

 

Святополк согласился с Владимиром, после чего оба брата обрати­лись с предложением похода к другим русским князьям. Интересно, что только Олег ответил «не здравлю», а остальные присоединились. Сбор был назначен в Пере-яславле. Туда, кроме Владимира и Святополка, подошли полки еще пяти князей. Далее «поидоша на коних и в лодьях и приидоша ниже порог, и сташа в Протолчех и в Хортичим острове». Передохнув на Хортице, они отпра­вились в глубь степи на речку Сутин, до которой следо­вали четыре дня. Летописная Сутин — это река Молоч­ная (Кудряшов, 1948, с. 91—95), впадающая в Азовское море. Сюда после тяжелой зимы, проведенной, очевидно, в «протолчах» — в широкой правобережной долине сред­него Днепра, откочевали на весеннее время вежи при­днепровских половцев. Владимир точно рассчитал время похода — весной, когда скот у половцев бывал обессилен скудным зимним питанием и отелами и его фактически было невозможно спешно перегонять на недоступное для врагов место. Кроме того, он, конечно, продумал и на­правление удара: сначала в «протолчи», ожидая захва­тить там припозднившиеся зимники половцев, а в случае неудачи идти по известному  на Руси маршруту этой группировки на весенние пастбища на берегу моря. Половцы, услышав о движении русских полков в степь и поняв, что столкновение неизбежно, собрали «съезд», на котором прошло обсуждение сложившейся обстановки. Осторожный старый Урусоба советовал укло­ниться от битвы и просить мира, но младшие («уныние», как называет их летопись) члены этой группировки, при­выкшие к победоносным набегам на окраины Руси, не согласились с ним, весьма самонадеянно заявив, что собираются не только разбить пришедшие в степь войска, но и пойти после этого на Русь, захватить города, «...И кто избавить ны от нас?» — вопрошали они (ПСРЛ, II, с. 254).

 

Навстречу русским они послали «славившегося муже­ством» Алтунопу (шесть лет назад он вместе с Боияком громил венгерское войско). Это была как бы разведка боем — русские князья также выставили перед основны­ми своими силами «заслон» смельчаков, которые и сра­зились с Алтунопой. Половцы были впервые разбиты на их собственной земле, Алтунопа погиб. Затем столкну­лись основные силы. Русский летописец очень вырази­тельно рассказывает о произошедшей битве. Несмотря на то что половцев было больше — «не бе перезрети их!», они испугались соединенных и уже раз победивших их русских полков, в результате чего получилось, что они ослабили натиск. «Дремахи саме и конем их не бяше спеха у ногех»,— образно заключает летописец. В бою были убиты, видимо, почти все участвовавшие в битве половецкие «князья» — всего двадцать: это были Урусо­ва, Кочий, Яросланопа, Китанопа, Кунам, Асуп, Куръ-тык, Ченегрепа, Сурьбарь «и прочая князи их». Кроме того, в плен был взят Белдуз, которого и привели к Святополку для решения его дальнейшей судьбы. Белдуз начал сразу же предлагать за себя «злато и сребро, и коне и скот». Однако Владимир решительно воспроти­вился каким-либо переговорам с этим князем и предло­жил казнить его, поскольку многократно разорял он и грабил Русскую землю. Поэтому и этот единственный пленный половецкий аристократ был зарублен русскими воинами. С огромным полоном «скоты и овце, и коне, и вельблуды, и веже с добытком и с челядью» и со сла­вою вернулись русские домой из степи. Не исключено, что именно этот полон позволил в этом же году князю Святополку отстроить вновь городок-крепость Юрьев, сожженный Боняком в 1096 г.

 

Так была уничтожена большая половецкая группи­ровка, находившаяся в тесном взаимодействия с ордами Боняка, а возможно, входившая в его «объединение». Однако победа на Сутине, естественно, не уничтожила половецкой опасности. В течение нескольких последую­щих лет Боняк продолжал постоянный натиск на погра­ничные русские княжества. Особенно доставалось По-росыо. Зимой 1105 г. Боняк напал на Заруб и с полоном вернулся в степь.

 

В следующем году половцы опять по­грабили Поросье в окрестностях Заречья. Но на этот раз князь Святополк послал за ними погоню, во главе которой поставил опытных воинов Яна и Путяту Вышатичей, Иванко Захарьича и Козарина. В сообщении об этом на­беге представляет интерес, во-первых, то обстоятельство, что половцев не просто догнали и отобрали у них полон, а еще и загнали к западному краю их земли — на берег Дуная. Это поражение не обескуражило Боняка, так как в мае 1107 г. он уже вновь напал на Русь — на этот раз подойдя к Переяславлю и угнав оттуда табуны коней, пасшихся в окрестностях города.