Половцы. Взаимопроникновение русской и половецкой культур.

В летописи после победы над половцами 1103 г. го­ворится, что Владимир «скруши главы змеевыя» (ПСРЛ, II, с. 255). Именно так, видимо, появился в былинах Зме­евич. Змеи проникли в русский фольклор значительно шире. Определенный «пласт» русских сказок буквально заполнен трех-, семи- и двенадцатиглавыми Змеями или Змеями Горыпичами, лютыми врагами русских богатырей. Обычно «Змеи» подходят к пограничной реке Снепороду (в летописях Снепородом называется Самара).

 

Мы знаем, что на Самаре вполне могли встречаться русские полки, углубившиеся в степь, но на самом деле эта река не была пограничной. Пограничной была Сула, и именно к ней из года в год подходили половецкие орды, грабя ок­рестности пограничных крепостиц, форсируя реку и про­рываясь на земли Переяславского княжества,- Самое на­звание реки Сула происходит от тюркского «snlaq», что означает «полноводный» (Менгес., 1979, с. 131). На русско-половецком пограничье, да и во всех русских изящ­ных городах половецкий язык был общеизвестным. По­этому тюркские названия рек, небольших городков, урочищ легко воспринимались русским населением. Впрочем, как мы видели, разноплановое общение с половцами спо­собствовало проникновению не только отдельных слов и понятий в древнерусский язык, но и целых образов в древ­нерусский фольклор и даже в письменную культуру.

 

Взаимодействие двух формирующихся народов происхо­дило и в последующее столетие, поэтому мы неоднократно будем возвращаться к этому вопросу ниже. Здесь же упомянем еще об одном половецком образе, проникшем в русский эпос именно в рассмотренный нами в данной главе период. Это образ «поляшщы», т. е. жешцины-богатырши. Хорошо известно, что в эпоху средневековья во всех европейских государствах положение женщины было чудовищно тяжелым. Христианская религия (как и мусульманская) способствовали этому. Женщина была, по их учениям, грязным «сосудом греха».

 

Времена кня­гини Ольги — правительницы молодого Русского госу­дарства и опекунши своего сына и своих внуков — давно прошли и были забыты христианолюбивым народом. Не могло быть речи в XI в. о каких-то «поляницах» — рус­ских девушках. Это, несомненно, были молодые половчан­ки. Характерно, что былинный Добрыня Никитич встре­тил «поляницу» в «чистом поле», т. е., видимо, в степи, сидящей на добром коне. Победив Добрыню, «поляница» сунула его в кожаный мешок, притороченный к седлу. Это тоже несомненно кочевнический образ, тем более что девушка не ранила Добрыню, а «сдернула» его с седла, что также является типичным приемом кочевников. В бы­лине «поляница» названа дочерью короля «ляховецкого» Настасьей Никуличной, однако следует помнить, что имя половцев уже давно сгерлось из памяти народной, женские тюркские имена не были распространены на Руси и не попали в эпос.

 

Добрыня, после того как был извлечен из кожаного мешка под угрозой позорной смер­ти («на долонь кладу, другой (прижму и в овсяный блин да его сделаю»), согласился жениться на «полянице», и когда привез ее в Киев, то прежде всего девушку «привели в верушку крещеную».

 

Таким образом, она прошла обычный путь девушки-половчанки, взятой из степи замуж за русского князя или простого воина: ее прежде надо было окрестить (дать ей христианское имя), а потом уже вести под венец.

 

Свадебные обряды в степи включали в себя и единоборство жениха с невестой (Липец, 1983). Поэтому можно думать, что не только Добрыня, но и все привозившие жен из степи проходили сначала через языческий свадебный обряд, а по прибы­тии на родину — подтверждали его церковным браком.

 

Следует сказать, что женщины в половецком обществе пользовались большой свободой и почитались наравне с мужчинами. Женщинам-предкам сооружались святилища, Многие женщины вынуждены были в отсутствие своих мужей, постоянно уходивших в далекие походы (и по­гибавших там), брать на себя заботы по сложному хо­зяйству кочевий и по их обороне. Так и возникал в сте­пях институт «амазонок», женщин-воительниц, сначала запечатленных в степном эпосе, песнях и изобразительном искусстве, а оттуда перешедших в русский фольклор.

 

Итак, в 30-х годах XII в. закончился еще один пери­од истории половцев в южнорусских степях. Основной его особенностью было формирование более или менее креп­ких объединений орд и появление в степях «великих ха­нов» — глав этих объединений. Не все они упомянуты в русской летописи, так как менее воинственные ханы обычно не привлекали внимания современников. Как мы видели, хорошо были известны в то время Боняк, Тугоркан, Шарукан, а также, несмотря на отсутствие све­дений об их участии в военных действиях против Руси, ханы Осень и Бегубарс.

 

Первые объединения были рыхлыми, часто распада­лись, вновь образовывались в новом составе и на другой территории. Эти обстоятельства не дают нам возможности точно определить местонахождение владений каждого великого хана и тем более каждой орды. Относительная стабилизация, вернее, определенность сложилась в сте­пях позднее — во второй половине XII в. Однако для того чтобы последовательно рассмотреть этот период, не­обходимо вернуться к судьбам печенего-торческих орд, оставшихся в степях после прихода в них половцев, по­скольку они играли весьма активную роль в жизни как степных кочевников, так и населения южных русских княжеств.