Черты, характеризующие половецкое общество, внутреннюю и внешнюю политику половцев в первой половине XII в.

Прежде всего, это очевидное разделение половецкого и куманского объединений на разрозненные самостоятель­ные орды. Каждая орда имела определенную территорию кочевания. Во главе орды стоял правящий род — курень, в котором выделялась семья (аил, кош) главного хана. Наибольшим влиянием и властью, как правило, в степях пользовались и при жизни, и даже после смерти наиболее сильные и деятельные в военном деле ханы — воен­ные предводители. Однако в годы, о которых рассказы­вается в данной главе, у половцев нет выдающихся ха­нов-воителей. Во всяком случае, их не называют лето­писцы, повествующие о событиях, происходивших в южных русских княжествах и в степи. Так, с 20-х годов по 1160 г. в летописных записях фигурируют всего три по­ловецких хана: Селук (1128 г.), Боняк (1140 г.) и Башкорд (1159 г.). Рассказ о Сырчане и Атраке помещен в летописи много позже — в записи 1201 г.

 

Отсутствие имен конкретных лиц вовсе не означает, что русские князья совершенно не общались со степью. Наоборот, общение было постоянным и весьма активным. Только характер его полностью изменился. На Руси в те десятилетия начались разъединяющие ее междоусобицы. Они особенно усилились после смерти Владимира Моно­маха: столкновения двух «лагерей» — Мономаховичей и Ольговичей — стали фактически ежегодными. При этом первые обычно привлекали для борьбы «своих поганых», т. е. черных клобуков, а Ольговичи — половцев, продол­жая начатую еще Олегом Гориславичем жестокую поли­тическую игру, в которой от половецких набегов страдали подданные не только чужих, но и своих княжеств.

 

По­ловцы обычно не разбирали, кого грабить: попав с раз­решения князя на русские земли, они в качестве компен­сации за помощь увозили все, что попадалось им в руки, и ежегодно угоняли согни и тысячи пленных. Кроме того, в качестве «помощников» являлись порой не только воины той или другой орды, но и вся орда полностью: женщины, дети, старики, рабы, стада. Именно в таком составе, например, пришел па русскую землю хан Башкорд, упомянутый нами выше (он привел с собой весь наличный состав орды — 20 тыс.). Такая «помощь.» была особенно обременительной, так как стада начисто вытап­тывали и уничтожали посевы.

 

Поскольку, как говорилось, междоусобные склоки ве­лись постоянно, то в военная добыча половцам поступала регулярно. А это, естественно, способствовало укреплению экономической базы половецких орд.

 

Уже в 1128 г. Всеволод Ольгович для борьбы с сы­новьями Мономаха Мстиславом и Ярополком просил по­мощи у хана Селука, который не замедлил прийти с се­мью тысячами воинов к черниговской границе (за горо­док Вырь). Правда, в том году дело кончилось, видимо, благополучно для русских людей, поскольку половцы, не получив повторного приглашения от Ольговича, «бежаша усвояси» (ПСРЛ, II, с. 291).

 

Много трагичнее развернулись события в 1135 г. в междоусобице Ярополка, ставшего в 1133 г. киевским князем, с тем же Всеволодом Ольговичем. Всеволод по­звал на помощь своих братьев и половцев и повел их прежде всего на Переяславское княжество (родовую вот­чину Мономаховичей), «воююче села и городы», «люди емлюще, а другие секуще» (ПСРЛ, II, с. 296). Так дошли они почти до Киева, взяли и зажгли Городец, расположен­ный на левом берегу Десны примерно в 10—15 км от стольного города. В следующем году эти же Ольговичи с половцами зимой (29 декабря) перешли по льду на правый берег Днепра у Треполя, т. е. обошли стороной черноклобуц-кое Поросье и направились на Краен, Василев, Белгород.

 

Далее они прошли по окраинам Киева к Вышгороду, об­стреляв через Лыбедь киевлян. Ярополк поспешил заклю­чить мир с Ольговичами, выполнив все их требования. Киевское княжество было основательно разорено, окрест­ности всех перечисленных городков были ограблены и сожжены. Прошло всего два года, и вновь «приведе Всеволод Ольгович половце» (в 1139 г.). На этот раз пострадало переяславское пограничье — Посулье, в котором были взяты Прилук и несколько менее крупных городов. Яро­полк также собрал для отражения большую рать, в числе которой было 30 тыс. берендеев. Черниговцы заставили Всеволода прекратить войну, сказав ему: «Ты ыадеешися бежати в половце, а волость свою погубиши» (ПСРЛ, II, с. 301). В 1140 г.

 

Всеволоду Ольговичу все-таки удалось сесть на киевский стол. На некоторое время прекратились и приглашения половцев для укрощения непокорных князей. В удельной склоке 1142 г. Всеволод Ольгович восполь­зовался как полновластный киевский князь силами вас­сальных печенегов, не привлекая половецких воинов, а в 1146 г. в походе на Галич он использовал только «диких половцев». В 1146 г. Всеволод умер. Киевляне не желали, чтобы власть над городом прочно (наследствен­но) перешла в руки Ольговичей, и пригласили править ими Изяслава Мстиславича.

 

В предыдущей главе мы го­ворили, что с помощью черных клобуков Изяслав побе­дил. Однако Святослав Ольгович не захотел подчиниться Изяславу и просил своих «уев» (половецких дядей по матери) помочь ему в борьбе против Изяслава. Те при­слали 300 воинов. Немного ниже в летописи поясняется, что «уи» были «дикими половцами» Тюпраком и Камо-сой Осолуковичами (Селуковичами). В 1147 г. те же род­ственники выслали навстречу Святославу уже не воинов, а 60 аилов (чадей), т. е. опять-таки примерно 300 вои­нов, но вместе с семьями. Во главе их стоял Василий По-ловчин. «Прашаем здоровья твоего, а коли ны велишь к собе со силою прити?» — осведомлялись дядья через Ва­силия (ПСРЛ, II, с. 341).

 

Позже они присоединились к Святославу, который призвал еще и других половцев — Токсобичей, возглавить которых он приказал своим, оче­видно, нерусским дружинникам Судимиру Кучебичу и Горепе. Появление на Руси людей с тюркскими именами и, наоборот, в степи с русскими христианскими именами свидетельствует о непрерывных связях этих двух миров: родственных, служебных, дипломатических. Причем эти связи устанавливались не столько на самом высоком го­сударственном (княжеском) уровне, сколько у рядовых дружинников и простых горожан и смердов. Однако как бы ни были близки между собой два соседних народа, князья, нуждавшиеся в военной поддержке, звали на Русь половцев обычно для грабежей и поджогов. Так, в указанном выше году большие соединения Святослава прошли Посемье к Вырю и обратились к выревцам с требованием сдачи городка, а иначе «дамы вы половцем на полон»,—пригрозил Святослав (ПСРЛ, II, с. 356).

 

 Вырь все-таки взять не удалось, но соседний Попаш был разграблен. Несмотря на частичный успех, половцы, ус­лышав, что Изяслав с братьями и черными клобуками идет на них, бросили своего союзника и в «ту же ночь» ушли в степь. На этом фактически поход и закончился. После этого с 1148 по 1154 г. в борьбу за киевский стол вступает Юрий Долгорукий, ежегодно привлекавший половецкие отряды в свои войска. Например, «Гхорги же ста в Гуричева и пусти половци к Чернигову воевать, половцем же, пришедъшим к городу, много полона взяша и Семынь пожгоша...» (ПСРЛ, II, с. 456). И так, как мы видели, было всегда.

 

Половцы (ханы и рядовые) отнюдь не склонны были жертвовать жизнью за союзника, не заботящегося о сво­ей земле, своих подданных и позволяющего их грабить. Следует сказать, что в случае опасности (а иногда и ложной тревоги) половцы легко оставляли своего союзни­ка: «...половцы... ни по стреле пустивше, побегоша...»

 

(ПСРЛ, II, с. 438). Так случилось в 1151 г. в битве, где явно начал побеждать Изяслав. В том бою при отступ­лении было взято в плен много половецких князей, мно­гие из них погибли. Однако имена этих «князей» или даже некоторых, наиболее крупных из них летописец не считает нужным упомянуть. Степные властители в те годы не выделялись своими военными подвигами и не привлекали внимания современников. Это были скорее «хозяйственники», участвовавшие в походах на русские земли не для славы или иных, более высоких политиче­ских соображений, а прежде всего для обогащения своего лично и своей орды (или рода).

 

Впрочем, нельзя сказать, что половцы вовсе не хотели самостоятельно нападать на русское пограничье. В мае 1126 г., обрадовавшись смерти Владимира Мопомаха, они буквально хлынули на Переяславское княжество, обошли Переяславль и осадили Баруч. Основной целью их был захват пленных, в частности переяславских торков. Од­нако, услышав о приближении Ярополка, они отступили в Посулье, там были настигнуты русскими, которые «часть их избиша, а часть их пстопе в реке». Этот разгром, по-видимому, показал половцам, что сражаться «на равных» они с русскими полками не могут.

 

 Почти четверть сто­летия о самостоятельных походах половцев на Русь лето­писец не упоминает. И только под 1153 г. появилась за­пись о том, что половцы «пакостехуть тогда по Суле», а под 1155 г. «придоша половци и воеваша Поросье». Этот набег отразили берендеи, возглавленные молодым княжичем Василько Юрьевичем — сыном Юрия Долго­рукого, сидящего тогда на киевском столе. Следует под­черкнуть, что оба набега были организованы уже в конце эпохи «замирения»: половцы начали активно пробовать свои силы.

 

Характерно, что не стремились в те десятилетия полов­цы и к заключению миров и брачных контрактов (дина­стических браков), которые нередко фиксировались лето­писью в предыдущий период. Половцы предпочитали быть военными наемниками русских князей, разорявших в междоусобьях собственные княжества. Это было много выгоднее им, поскольку самое главное для степняков было восстановление пошатнувшейся экономики, а на русских землях они находили скот, пополнявший их стада, рабов для домашних работ и продажи, хлеб и разнообразные предметы ремесленного производства. Беспрепятственный грабеж был чрезвычайно выгоден половцам.

 

Орды в глубине приднепровско-донских степей крепли и богатели. Отдельные небольшие набеги русских в степь, носившие не политический, а, как и набеги половцев, чисто экономический характер, не мешали общему замет­ному подъему экономики в степях. Поэтому с 60-х годов взаимоотношение сил на политической арене стало вновь меняться в пользу степняков. Начинался новый период их истории, отличающийся от прошедшего как внутрен­ней стабилизацией, так и усилением политической зна­чимости новых половецких объединений.