Закрепление дружбы между Кончаком и московскими князьями.

В 1187 г. Кончак окончательно закрепил друж­бу и союз, отпустив Владимира «ис половец с Кончаков-ною и створи Игорь свадбу сынови своему и венча его и с детятем...» (ПСРЛ, II, с. 659). Ясно, что в степях сы­грали сначала свадьбу половцы, у молодых уже успел родиться ребенок и только тогда, окончательно «связав» молодого княжича, Кончак отпустил его домой. Возможно, конечно, что какое-то время хан придерживал его в ка­честве заложника, опасаясь неожиданного нового нападе­ния черниговских князей на свои или союзнические земли.

 

Следует сказать, что после всех этих событий летопи­сец не зафиксировал ни одного набега Игоря на владе­ния Кончака. Правда, известно, что уже в 1191 г., не­много окрепнув после поражения, Игорь ходил куда-то недалеко от границы в степь и даже «ополонился скотом и конми». Зимой того же года снова «ходигяа Олговичи же на половин: Игорь с братом Всеволодом, а Святослав пусти три сыны, Всеволода, Владимира и Мстислава, а Ярослав пусти своего сына Ростислава, а Олег Свято­славич пусти сына Давыда и ехаша до Оскола...».

 

По количеству участников это была как будто довольно представительная экспедиция, но из взрослых воинов было в ней только двое (Игорь pi Всеволод), остальные — «молодь». Поход был, вероятно, скорее «учебным меро­приятием». Степные дозорные сообщили половцам о на­ступлении, и они, угнав вежи в степь, выставили вперед несколько соединенных полков; Ольговичи, не начиная боя, ночью стремительно начали отступать к границе кня­жества. Половцы утром, обнаружив, что русских полков перед ними нет, бросились в погоню, надеясь на легкую победу, но не догнали их и также ушли восвояси в степь.

 

Вполне возможно, что оба набега 1191 г. Игорь на­правлял на вежи Гзака, ограбившего его земли в 1185 г. К сожалению, у нас нет никаких данных о расположении кочевий последнего, однако тот факт, что он был самым деятельным после Кончака ханом в событиях 1185 г., может быть, свидетельствует о принадлежности его к донским половцам, а значит, и о расположении его орды где-то поблизости от кочевий Кончака (возможно, на Осколе).

 

Что касается Кончака, то не исключено, что этот ко­варный хан вполне одобрял организацию набегов на кочевья своего сильного степного соседа. Безусловно, они ослабляли Гзака, а это способствовало росту влияния и власти Кончака над всеми донскими ордами. Кончак, несмотря на дружбу с одним из русских фео­далов, отнюдь не собирался «замиряться» со всеми рус­скими князьями. Сразу же после победы над Игорем, когда Гзак пошел грабить беззащитные села Путивлыцины, Кончак решил идти на «Киевскую сторону, где суть избита братья наша и великий князь наш Боыяк». Это была его «политическая программа». Он считал себя и желал показать это всем остальным степным феодалам не только законным наследником Шарукана, главы дон­ских половцев, но и продолжателем дела приднепровско-лобужского хана Боняка, бывшего, как мы знаем, лютым врагом Руси в конце XI — первой половине XII в. В тот год широко задуманный поход на киевскую сторону не удался, поскольку Святослав, Рюрик и Ярослав Чернигов­ский успели собрать свои полки и загородить свои земли от нашествия (пострадало только Переяславское княже­ство).

 

Однако Кончак не отказался от своей целенаправ­ленной борьбы против князей киевских и черниговских (исключая княжества Игоря и его ближайшей родни). Об этом говорит сухая и лаконичная фраза летописца, помещенная в записи под 1187 г.: «В тое же лето воева Кончак по Реи (на киевской стороне.— СП.) с половци; по семь же почаша часто воевати по Реи, в Черниговской волости» (ПСРЛ, II, с. 653). Следует сказать, что эта последняя запись о враждебных действиях Кончака.

 

Рус­ские князья фактически не отвечали ему: летописец ни разу не упомянул о походе или даже набеге на его ко­чевья. Они предпочитали ходить на приднепровских по­ловцев, вежи которых располагались в доступных местах (в нескольких дневных переходах от границы). Планы о возвращении «земель незнаемых» (Корсупя и Тмутарака­ни) уже не будоражили удалых русских князей. Видимо, владения орд Кончака стали непроходимым препятствием для русских полков. Только купеческие караваны двига­лись беспрепятственно по Залозному пути, связывающему Русь с Закавказьем и проходившему через кочевья само­го Кончака.

 

К концу XII в. обстановка в степях стабилизирова­лась, донские половцы вообще перестали сталкиваться с Русью. Они предпочитали богатеть за счет развития сво­ей собственной скотоводческой базы и, конечно, внешней торговли. Видимо, именно в те десятилетия и появились в приморских городах половецкие словники, позднее оформленные в половецко-персидско-латинский словарь.

 

Кончак умер в самом начале XIII в. Возможно, отры­вок эпической половецкой песни о «гудце» Ореви, траве «евшане», Сырчане, Атраке и его сыне Кончаке, «нося­щем котел через Сулу», изложенный летописцем под 1201 г., является как бы эпитафией Кончаку. В отличие от остальных записей, в которых Кончака беспощадно ру­гают, здесь о нем говорится в благожелательно-похваль­ном тоне.